Судя по всему - да. Недавно наткнулся на биографическую справку об авторе советской эпохалки. Выяснилось - он тоже был мужчиной нежным. Самое удивительное - его внебрачный сын, знаменитый телевизионный "бык", Черкизов - открыто признался в своей гомосексуальности. Яблоко от яблони?.. Итак:

Юлиан Семенович Семенов (Ляндрес) - сын репрессированного в 1948 году журналиста. Семнадцатилетнего комсомольца Ляндреса заставляли отречься от отца, но он отказался. Лучший роман цикла - "Семнадцать мгновений весны" - посвящен памяти отца, и образ Владимирова-старшего во многом списан с него.

Семенов получил хорошее востоковедческое и журналистское образование, в качестве корреспондента "Комсомольской правды" и "Известий" объездил весь мир, бывал в воюющем Вьетнаме, на Северном полюсе, в Латинской Америке. Его высоко ценил Юрий Андропов, чьим частым и неформальным гостем Семенов бывал регулярно. Женат писатель был на дочери Натальи Кончаловской (жены Сергея Михалкова) от первого брака. У него две дочери, которых он очень любил и которым оставил большое состояние. Ходили слухи, что деньги он вкладывал главным образом в драгоценности.

Семенов был одним из самых богатых и публикуемых советских писателей, автором более чем сорока повестей и романов, почти все из которых были экранизированы. Он основал концерн "Совершенно секретно", после перестройки опубликовал последний роман о Штирлице - "Отчаяние" - и тем ответил на главный читательский вопрос: почему так долго не было продолжения культовых "Мгновений"? Семенов был далеко не самым правдивым писателем в России, но такой лакировки, как благополучное возвращение Штирлица, позволить себе не мог: нелегалы подобного ранга после двадцати пяти лет работы за рубежом не могли миновать сита сталинских "чисток".

Небольшие реалистические рассказы и повести Семенова: "Мой гид", "Дунечка и Никита" - обещали серьезного писателя. Между тем он увлекся политическими хрониками и немедленно нажил множество врагов даже среди соседей по писательскому дачному поселку - несмотря на то, что никогда не отказывал в опохмелке. Григорий Бакланов и Анатолий Рыбаков принципиально не здоровались с ним, считая кагэбешником. Такие же упреки Семенов регулярно получал на встречах с читателями - всегда, впрочем, необычайно многолюдных. Соревноваться с ним в плодовитости и в широте интересов мог бы только Пикуль - писатель столь же неоднозначной репутации, заслуживший такую же читательскую любовь и ненависть собратьев по цеху.

Ходили слухи и о нестандартной сексуальной ориентации Семенова, особенно в зрелые годы. Он сам отчасти подогревал эти разговоры, нося в ухе неизменную серьгу. "Если бы он не был гэбешник, его бы с серьгой точно никуда не выпустили", - комментировал Эдуард Володарский, всегда, впрочем, пользовавшийся гостеприимством Семенова.

Летом 1991 года Юлиан Семенов перенес первый и самый тяжелый инсульт. Затем последовали еще два, отнявшие у него движение и речь. Он с трудом шевелил одной рукой, мог произнести только некоторые примитивные слова и почти все время пребывал в сумеречном, подавленном состоянии. Однажды на даче к нему подошел Генрих Боровик, с которым они давно разошлись, но оставались приятелями. Семенов узнал его.

- Юлик, - сказал Боровик, - лучшие годы моей жизни - это годы нашей дружбы.

Семенов крепко сжал его руку и заплакал.

Плакал он и осенью 1993 года, во время расстрела Белого дома, который смотрел по телевизору, а через две недели умер.